Я бы тебя сейчас домой к себе заворотил, да дело у меня на Графской пристани. Тот раз мы с тобой Павла Степаныча так и не дождались. Жуткое дело! А нынче он там должен беспременно быть. Люди уж знают. А ты его так и не видел?— Нет, мы пока только своего экипажного видели.— Ну, экипажный это не то.— Само собой.Семен вздохнул и в ожидании глядел на старика.— Пойдем, — сказал Ларион. — Тогда мы с тобой морда одной дорогой шли, теперь другой пойдем. Так весь город и исходим.Утро было нежаркое, свежее. Ларион с Семеном бойко зашагали по звонким плитам тротуара.Ларион то и дело тыкал пальцем в воздух, указывая все примечательные здания: порой он сообщал их краткую историю, порой ограничивался скупыми комментариями.— Этот дом губернаторский, — говорил он, указывая на массивное здание, окруженное садами за чугунной высокой решеткой. — Живет тут, братец ты мой, адмирал Станюкович. Живодер, каких редко земля родит. Жуткое дело! И зовут его люди генерал-арестантом. Сколько душ загубил, не счесть.— Как загубил?— Запарывал до смерти. Не дом это, а проклятое бо танцевать? А что я с ним в саду была… Так мало ли что покажется выжившему из ума старику? Врет он, говорю тебе. Ничего там не было.Как ни молод был Нахимов, но тайна превращения, которое происходило у него на глазах, раскрывалась перед ним со всей свойственной правде беспощадностью.